Творчество "официозного", но все-таки гениального русского классика М.И.Глинки всегда находило отклик в душе драматурга - и по причине духовного родства с великим лириком, и в силу того, что композитор отождествлялся им с пушкинской эпохой. Вампилов интересовался автобиографическими документами Глинки: читал его "Записки", цитировал их, выписывал интересные мысли. Ему были близки эстетические взгляды композитора, его размышления о гармонии чувства и разума, эмоционального и рационального в искусстве: "Форма - значит красота, то есть соразмерности частей для составления стройного целого, чувство зиждет - дает основную идею, форма - облекает идею в приличную, необходимую ризу".
"Визитной карточкой " Глинки, вершиной его лирики Вампилов считал "Вальс-фантазию" - маленькую "поэму о вальсе", жемчужину элегического жанра и вместе с тем эталонного (наряду с "Камаринской") произведения в истории русского симфонизма. Саня недурно играл фрагменты из него, а при прослушивании выделял - то фразой, то выразительным жестом - изящный эпизод, дважды повторяющийся перед последним, заключительным проведением основной темы вальса. Таким же местом в "Арагонской хоте" была первая тема побочной партии (с форшлагами), проводимая кларнетом, затем гобоем.

Особо следует остановиться на испанских увертюрах Глинки, которым Вампилов отдавал предпочтение, сравнивая их с той же "Камаринской" или музыкой к "Князю Холмскому". Вообще "испанская тема" - загадка Вампилова. Действительно, "откуда у парня испанская грусть"? Скорее всего, ее истоки - в ранней юности, когда впервые в его руках ожила гитара, а нотные строки самоучителя и популярных сборников, где печатались пьесы испанских авторов, превращались в колоритные мелодии и причудливые ритмы. Первый акт творчества не только приносит радость, но и формирует пристрастия...
Романсы Глинки занимали ведущее место в "репертуаре" Вампилова. Среди них - и с испанским колоритом ("В крови горит огонь желанья", "Я здесь, Инезилья", "Ночной эфир"), но самыми-самыми были все-таки вокальные миниатюры в стиле русской романтической элегии, одухотворенной поэзией Пушкина и его современнииков.

Уймитесь, волнения страсти, Засни, безнадежное сердце...

Пожалуй, ни один из романсов Вампилов не исполнял с такой душевностью и вместе с тем пронзительностью скрытого, внешне сдержанного чувства, как элегию "Сомнение". Всех, кто присутствовал при этом, завораживала магия слитых воедно поэтического слова и музыки. Перед "Сомнением" меркли даже такие шедевры, как "Не искушай" и "Я помню чудное мгновенье".
А после паузы - вдруг грациозный, как бы летящий ритм прелестной пушкинской "Адели". Романс Саня исполнял как бы на одном дыхании:

Играй, Адель, Не знай печали. Харит и Лель Тебя венчали И колыбель твою качали...

Легкую, "акварельную" миниатюру сменяют печальные и тревожные такты вступления к "Элегии" М.Яковлева, романсу, наполненному философским содержанием:

Когда, душа, просилась ты Погибнуть иль любить, Когда желанья и мечты К тебе теснились жить. Когда еще я не пил слез Из чаши бытия...

Десятки романсов и песен исполнял Вампилов, когда был "в ударе". Удивляет, как он мог разучить и запомнить такое количество произведений: "Я вас любил" (А.Шереметьев), "Утро туманное" (В.Абаза), "Не пробуждай воспоминаний", "Гори, гори, моя звезда" (П.Булахов), "Выхожу один я на дорогу" (Е.Шашина), из шаляпинского репертуара - "О, если б мог выразить в звуке", "Очи черные"...

Реже других бывал на наших импровизированных художественных вечерах Вадим Гребенцов. Коренной иркутянин, он учился параллельно в музыкальном училище, серьезно изучал теорию музыки, уже думал о консерватории (которую потом окончил), поэтому на наше любительское музицирование и дискуссии на музыкальные темы смотрел снисходительно. Но даже он, впоследствии преподаватель знаменитого Смоленского училища имени М.И.Глинки, как-то заметил: "Вьюноши, да у вас тут филиал консерватории".