Университет предоставил первокурсникам широкое поле деятельности: кроме лекций и семинаров - художественные вечера, кружки, секции. Пятеро парней из нашей, второй группы, - Б.Кислов, А.Румянцев, А.Вампилов, В.Гребенцов и я, а также "примкнувший" к нам из первой группы В.Мутин записались в университетский струнный оркестр, которым руководил опытный музыкант, энтузиаст народной музыки М.С.Гезунгейт. "Струнным" оркестр называли, отличая его от популярного тогда в городе эстрадного оркестра ИГУ под управлением Ю.Морошина. Точнее, он был домрово-балалаечным, андреевского типа, с разделением инструментов на группы (примы, альты, тенора, басы, контрабасы), а внутри групп - и на пульты. В отличие от распространенных в те годы "неаполитанских" оркестров (мандолины и гитары), оркестр народных инструментов давал возможность исполнять многоголосные произведения, даже с элементами полифонии, в полной мере ощутить красоту гармонии, в конечном счете - развивать симфоническое мышление. Привлекало нас и то, что в репертуаре оркестра, помимо народной музыки, были и пьесы классического репертуара - произведения В.Андреева, И.Штрауса, Ф.Шуберта, Э.Грига, Ж.Бизе, П.Чайковского, М.Глинки. Только один из нас - Вадик Гребенцов был подготовленным музыкантом (окончил музыкальную школу по классу скрипки), мы с Саней и Володя Мутин играли до этого в школьных оркестрах, а Борис Кислов и Андрей Румянцев учились играть и осваивали нотную грамоту (пройдя вначале стадию "цифровки") в ходе репетиций. Игра в оркестре и, главное, систематическое и углубленное изучение мировой и отечественной литературы (мы все-таки были филологами) вызвали естественную потребность в расширении музыкального кругозора. К сожалению, Ир кутск, считавшийся всегда одним из музыкальных городов Сибири, не мог полностью удовлетворить эту потребность: симфонический оркестр радиокомитета был расформирован еще в начале 50-х годов, а в театре музыкальной комедии мы появлялись лишь в дни "коллективных выходов", да еще в летние сезоны могли слушать духовой оркестр, регулярно игравший на открытой площадке в саду имени Парижской Коммуны у постамента бывшего памятника Александру III. Каково было нам в июньские дни готовиться к сессии в фундаментальной библиотеке ИГУ, когда ровно в шесть часов вечера его звуки врывались в раскрытые окна читального зала. Оркестр, кстати, был весьма приличный, исполнял фантазии на темы песен, оперетт, старинные вальсы, популярные классические произведения. Чего стоило, к примеру, блестящее исполнение Второй рапсодии Ф.Листа! В тихие и теплые летние вечера, когда на улицах Иркутска затихало и днем-то редкое автомобильное движение, а центральные улицы превращались в бульвары с толпами гуляющих горожан (вспомните Сильву из " Старшего сына": "Я принимаю там с восьми до одиннадцати"), звуки духового оркестра были слышны на противоположном конце улицы Карла Маркса - у завода имени Куйбышева! Кстати, атмосфера "летнего сада" как места семейных гуляний исчезла, когда рядом с концертной эстрадой была сооружена танцевальная площадка и на смену духовой музыке пришли модные ритмы джаза.
И именно в эти годы, в середине 50-х, произошла поистине революция в сфере звукозаписи: появились электрофоны и долгоиграющие пластинки. Даже самые первые, еще на 78 оборотов, вмещали в себя произведения крупных форм, что же говорить о пластинках-гигантах на 33 оборота? На них записывались симфонии, инструментальные концерты, сонаты, оперы.
Пластинок было мало, и мы охотились за ними. Нередко, не щадя тощего студенческого кошелька, брали по два-три экземпляра, чтобы поделиться с друзьями. До сих пор у меня в фонотеке хранятся пластинки, купленные в те годы В.Мутиным, Б.Леонтьевым, А.Вампиловым - Двадцать пятая симфония и "Маленькая ночная серенада" В.Моцарта, танцы из "Руслана и Людмилы" и "Ивана Сусанина" М.Глинки, "Приглашение к танцу" К.-М.Вебера, "Струнная серенада" П.Чайковского. Прослушивание пластинок становилось неотъемлемой частью собраний нашей своеобразной студенческой "Camerata" в старом корпусе общежития на улице 25-го Октября, наряду с чтением стихов и прозы, обсуждением литературных новинок или просто любительским музицированием. Душой компании всегда был Александр Вампилов, хотя о каком-либо лидерстве он никогда не помышлял.
Говоря о музыкальных привязанностях будущего драматурга, сейчас, спустя десятилетия, нельзя обойти молчанием очень важную деталь.
Наша студенческая юность совпала с "оттепелью" - временем, когда только-только начал приоткрываться "железный занавес", наследие тоталитарной системы. Еще свежи были в памяти сталинские времена, когда все сферы духовной жизни были жестко регламентированы, а процессы, происходившие в литературе и искусстве цивилизованного мира (отнюдь, естественно, не совершенного) доносились слабым эхом. Борьба с "формализмом", "космополитизмом", другими "измами", с джазом, "обывательщиной" (имелись в виду первые ростки так называемой авторской песни) привели к тому, что круг композиторов и произведений был чрезвычайно сужен. Достоянием лишь узкого профессионалов было творчество выдающихся музыкантов XX века: П.Хиндсмита, А.Онеггера, Ф.Пуленка, А.Шенберга, С.Барбера, О.Мессиана, А.Веберна, Б.Бриттена, Р.Штрауса... Массовый же слушатель довольствовался именами двух-трех десятков отечественных и зарубежных классиков, причем и их творчество подвергалось идеологической фильтрации. И даже когда начали возвращаться книги запреще нных писателей, открываться новые имена, музыкальная жизнь оставалась чрезвычайно бедной. Справедливо заметил один из критиков, что в те годы нас отучили слушать музыку.
Впрочем, об этом мы тогда и не задумывались, тем более что в творчестве выдающихся композиторов прошлого находили отражение единого с литературной классикой процесса мировой художественной культуры.